В 1984 году белорусская глубинка под Витебском жила в своей тихой изоляции. Сюда не доходил шум больших городов, а новости казались отголосками далёких миров. Жители деревни просыпались под звон колокольчиков коров, пахли свежим хлебом из местной пекарни и встречали рассвет, словно он был главным событием дня. Всё здесь было неспешным, будто само время замедляло шаги на этих земляных дорогах.
Но за этой внешней гармонией скрывались внутренние тревоги. Молодёжь мечтала уехать в Минск или Ленинград, чтобы увидеть другую жизнь, а старики, наоборот, боялись, что с их уходом исчезнет сама душа деревни. Иногда вечерами, когда радио доносило глухой голос диктора, казалось, что страна меняется, а они остаются в стороне. Это чувство отрезанности рождало особую близость между людьми, вынужденными делить каждую радость и беду.
И всё же именно эта тишина делала глубинку уникальной. Здесь сохранялись традиции, которых уже не было в городах: посиделки с песнями, взаимовыручка соседей и уважение к земле. Возможно, кто-то считал такую жизнь отсталой, но для тех, кто жил здесь, она была настоящим укрытием от бурь внешнего мира. В этой изоляции рождалась своя сила — сила памяти и простых человеческих связей.
